При взгляде на эту старинную широкую ленту, сверкающую золотыми и серебряными нитями, вспоминаются строки из стихотворения Анны Ахматовой «Исповедь»:
Умолк простивший мне грехи.
Лиловый сумрак гасит свечи,
И темная епитрахиль
Накрыла голову и плечи.
Не тот ли голос: «Дева! встань…»
Удары сердца чаще, чаще,
Прикосновение сквозь ткань
Руки, рассеянно крестящей.
Поэтическое описание таинства исповеди довольно точно: священник возлагает епитрахиль на голову исповедника, производя отпущение грехов. Без епитрахили (слово произошло от греч. ἐπιτραχήλιον — облачение, лежащее на шее) вообще невозможно совершение ни одного богослужения — это одна из важнейших и красивейших деталей облачения священника: огибая шею и плечи, две широкие длинные ленты соединяются на груди, образуя своеобразный передник. Епитрахиль являет собой символы креста, несомого Христом на Голгофу, бремени служения Христу и благодати. В часто изображаемых на ней семи крестах (по три на каждой половине и один посередине) заложен великий смысл совершаемых священником таинств.
Из нескольких десятков епитрахилей, хранящихся в Национальном музее Республики Татарстан, эта – уникальна. Она — одна из самых древних в коллекции: ей более трехсот лет (датируется концом XVII века). Поразительно, сколько труда, фантазии и любви вложили неизвестные мастера в свое произведение. Изумляет необыкновенное сочетание трех видов тканей: холста, шелка и парчи, особое шитье «вприкреп», тончайшая вышивка золотыми и серебряными нитями, сверкающий серебряный галун по краям.
Свое название – «Страсти Христовы» — епитрахиль получила по изображенным на ней десяти сценам из земной жизни Христа, мгновений, которые принесли ему физические и нравственные страдания.
Невозможно не восхититься высоким искусством мастеров древнерусского лицевого шитья, иконописцев и орнаменталистов, участвовавших в создании епитрахили. Оно воплотилось в тонкой колористической гармонии, композиции эпизодов, мастерстве изображения и в самой технике, когда крохотными, почти невидными стежками переданы настроение героев, выразительность их жестов и взглядов. Надписи к каждой сцене, над которыми трудились художники-каллиграфы, можно прочитать, например, «Игемон и Иисус». Любуясь роскошью и великолепием древней ткани, невольно думаешь о том, как много тайн она хранит, как много служителей церкви, надевая ее, возносили слова молитвы и как много людей, земных и грешных, открывали под ее покровом свою душу.